Мы приезжаем в Выборг ранним утром. Долго ищем забегаловку, в которой кормят. Наконец открывается (на вывеске написано - в семь, на самом деле - позже) крохотный вокзальный магазинчик; продавщицы смотрят на меня с необыкновенной нежностью, и я, вспомнив, что хозяева машины, которую мы стопили, глядели на нас с тем же самым выражением, поневоле задумываюсь над производимым мною впечатлением. Те приняли нас за хиппи. Продавщицы долго выбирают самую вкусную лапшу, сами заботливо раскрывают все прилагающиеся пакетики, сами заливают кипятком. "Кушай, это вкусно. У нас есть вилочка...", - "Тут в коробке есть вилочка". Трогательный подросточек-хиппи в рваных джинсах с марихуаной, думаю я. Буээ. На самом деле я, разумеется, уже - счастлива, уже - поняла, как скучала по всему этому, по открытым окнам в электричках, по этой грешной лапше во встретившихся на пути городах. По дороге.
"Четыре километра от города", - говорит Т. по телефону. Мы идём, идём, идём. Я часто хожу пешком и знаю, что четыре километра, пускай даже и по шпалам, и в неудобных ботинках с каблуками, это немного меньше. Искомой развилки нет. "Давай напишем смс-ку..." - "Что писать?" - "Пиши: мы прошли через горы...".
"Горы" будут и потом, только я пока об этом не знаю; буду болтаться над морем (пятьдесят метров отвесной скалы и внизу камни) и мечтать дотянуться если не до воткнуого альпинистами штырька, то хотя бы во-он до того кустика... "Ну вашу мать, ведь сейчас ёбнусь - и всё; надо позвать кого-нибудь, посмеются, конечно, зато руку дадут... И какого я сюда, спрашивается, полезла? Кустик-кустик, родной, ну же - ап!..", и - это ещё позже, у костра - истории о том, как кто-то не рассчитал и таки ёбнулся (другого слова как-то не подбирается), и снимали его потом с вертолётом...
Но это всё - потом.
Т. нас встречает (на его шляпе два молоденьких сосновых побега). Конечный пункт долгого пути по шпалам - место совершенно миядзаковское, будто бы одолженное у "Унесённых призраками". Крошечный полустанок с указателем направлений и подвесным деревянным фонарём, а за полустанком - мост, а внизу и вокруг - ух что такое. "Это что... залив?" - "Канал. И он, кстати, принадлежит Финляндии. Видите табличку "Запретная зона"? Сейчас мы зайдём в запретную зону..." - "А давайте пересечём финскую границу!" - "Не стоит. Вон видишь будочку? В ней сидит дяденька. С автоматом...".
Ещё по дороге встретилась подземная финская крепость, построенная в начале прошлого века. Невероятная штука. В детстве я за возможность поиграть в такой руку бы отдала.
...Нет, не получается рассказать. Если обо всём по порядку - то это займёт листов пятнадцать. А не по порядку - выйдет сумбур, каша из отрывочных и малоосмысленых ощущений. Впрочем, так оно всё и осталось в голове - сумбуром. Прикуривать от костра. Дешёвый коньячок в бутылке из-под кока-колы. Вино в большой железной кружке, не глинтвейн, увы, всего лишь вино, но недурное. Жир с мяса капает на угли. Гонки на телегах ("Железный Вася - это такой персонаж туристской мифологии. Он по ночам подкрадывается к лагерю и съедает все металлические предметы..."). У Т. теперь есть котёнок, чёрный со странными светлыми глазами, по имени Свартальф. Играть со Свартом, кормить Сварта сгущёнкой, привязывать Сварта к башмаку и прочая, прочая...
И лазить по скалам, конечно. Наверху - жарко даже в моей чисто символической кофточке, внизу, у моря, - зябко, ветер тоненько свистит в ушах. Сидеть на валунах с ручкой и блокнотом, пытаться записать что-то, прийти в отчаяние оттого, что все слова глупы и не имеют ни малейшего отношения к происходящему. Потом бросить это никому не нужное дело; снять обувь, опустить ноги в воду и каждый раз замирать от холода, когда волна лижет босые ступни. Сосны и вереск. "Вернусь на север я летом, вернусь непременно в свой город главный", - поёт Йовин в левом наушнике.
У меня его нет, этого города, и я отчаянно завидую тем, у кого есть. Смешно было бы пытаться доказать, что я не люблю Питер - кому, зачем, если я люблю больше всех городов в мире, и тех, в которых я была, и тех, в которых буду когда-нибудь. Но хотелось бы найти и тот город, который - Город, который похож на Нуменор, когда пасмурно, и на Ехо, когда солнце. Я не стала бы там жить - я не смогла бы там жить просто-напросто; но хорошо было бы знать, что он есть где-то.
"Пускай неприветлива родина, край, где скалы целуются с морем, но сердце моё - Нормандия, и разве мне нужно сердце другое..." - продолжает Йовин гнуть свою линию. И я про себя меланхолично возражаю ей, что и с Нормандией она всё-таки просчиталась.
Что было не хорошо - очень легко сказать. Люди. Зная, что это одно из любимых местечек питерских реконструкторов, можно было догадаться, что и простые туристы имеют о нём некоторое представление, но чтобы такое количество!.. Туристики-альпинистики.
Стоим, машем шпагами. Сверху выныривает какой-то мужик из этих самых туристиков. "Ой, а посмотреть можно?" - "На что тут смотреть?" - недружелюбно. - "Да я же так... Я ничего. Здорово, да. А финскими ножами так умеете?" - "Я - умею", - сумрачно сказал Т., и туриста тут же как ветром...
- Туристики, - пробормотала я. - Туристеги...
- А мы-то, а мы сами - кто?
- Мы - путешественники, - важно сказала я, поразмыслив.
Турист всегда чужой месту, путешественник - немножко свой, вот так...
Произвела неизгладимое впечатление сцена из семейной жизни альпинистов: по берегу бежит парень, за ним - девушка, оба экипированы до зубов. Девушка, размахивая мотком верёвки, отчаянно кричит: "Зая, не лезь туда, зая!..".
Ещё плохо, что не было гитары. Но голос Йовин хорошо подошёл к этим дням, я начала любить некоторые песни, привыкла к ним, спокойным и немного горьким.
Самое главное в поездке, конечно, - Остров Мёртвых, этот белый сон, этот протяжный неслышимый вздох (чего, кого?), этот окутывающий всё и вся душный аромат сирени и акации... Сейчас остров почему-то закрыли для посещения; пришлось идти вброд. Собиралось идти четверо, решились в итоге только двое - я и З. "Была бы вода хоть чуточку потеплее..." - "Я лучше как-нибудь в другой раз". "Да, жалко конечно, но это же совершенно нереально". "Ну и хуй с вами", - плюнула я и, взяв в руки кофту (чтоб не совсем окоченеть, когда выйду из воды) и надеясь, что плыть всё-таки не придётся, двинулась к противоположному берегу. З. попереминалась с ноги на ногу и наконец смущённо побрела за мной.
Семейная усыпальница закрыта - решётки приварены. Надписи не прочесть не потому даже, что на шведском, а потому, что половины букв уже не разобрать. У подземной комнаты обвалилась крыша. Так тихо. Есть телега о том, что по этим местам любит прогуляться призрак убитого здесь шведского короля Эрика XIV. Есть другая - о том, что с башни на вершине острова бросилась вниз дочь владельца поместья, одного из баронов фон Николаи. Ощущения, действительно, странноватенькие в не самом хорошем смысле; спокойствие, так спокойно не бывает, одуряющий запах цветов - хочется присесть на одну из могильных плит и подремать несколько минут. Но что-то подсказывает, что лучше так не делать, да и вообще - полюбовалась и хватит, хорошего понемножку, топай-ка отсюда поскорее. "Поскорее" - слово важное, ибо время на острове совершенно замирает. Время - оно нигде не течёт одинаково, но бывают такие места, в которых с ним происходят совсем уж неприличные вещи. Мы не заметили, в какой момент оно исчезло; зато когда вернулись обратно на берег - вспомнили о нём одновременно, как если бы его вдруг включили. "Сколько нас не было?" - "Часа полтора, - сказал Т. Посмотрел на часы. - Да, так. А по вашим ощущениям - сколько?". - "Минут десять... Господи". Трудно было поверить, если б на кладбищах не происходило то же самое. Место спит, а мёртвые питаются чужим временем...
Вечером второго дня погуляли немного по Выборгу, попили кофе, зашли в несколько лавочек. Я уже не в первый раз в этом городе, но всё никак не могу разобраться в чувствах, которые он у меня вызывает. То есть он-то у меня вызывает сугубо положительные чувства, а если смотришь с башни Святого Олафа на Старый Город и маленькие острова на водной глади - так и вовсе любовь большущую и светлую. А вот какие чувства вызываю я у него - тут, судя по моим субъективным ощущениям, всё гораздо сложнее...
Когда вернулась - проспала больше пятнадцати часов. Тело до сих пор немного ноет; плечи - от рюкзака, правая кисть - от фехтовальных экзерсисов. Привезла с собой две бутылки эля: бутылочку зимнего и бутылочку летнего. Одну распила, вторая пока стоит...
А капелла, она же усыпальница баронов Николаи, - она, собственно, вот какая:
Отсюда. Там ещё несколько хороших фотографий этого места есть.
з.ы.: поняла, что для полного счастья мне не хватает цифрового фотоаппарата и ноутбука. И чтобы то и другое никогда не садилось : D