читать дальше...Я не пишу и ты не пишешь. Я молчу, ты молчишь, мы молчим (склонения, спряжения). Может быть, у тебя тоже - жизнь. Только не это, папочкамойМелькор, только не это; один из нас обязательно должен лететь, даже если другой вдруг забуксовал (особенно! если другой вдруг забуксовал). Лети, пожалуйста, раз уж у меня снова не ладится, будь как лист на ветру, дорогой мой...
Дорогой мой римский друг.
В этот раз я буду просто говорить и говорить, и я даже не имею ничего против того, чтобы ты поморщился и кликнул на крестик не читая. И если ты этого не сделаешь - сам виноват, вот так...
Если бы ты знал, о скольком хочется рассказать - но я не знаю, с чего начать и стоит ли вообще начинать (вот именно так вот всё банально, да). За то время, пока чужие ф-ленты были свободны от моего спама, я успела дважды уехать и дважды вернуться в город; честно говоря, я мечтаю единственно о том, чтобы уехать снова, потому что здесь, в этой квартире -- всё, всё, я почти что вижу, как ты страдальчески морщишься, я не буду жаловаться, тем более что ты уже слышал всё это и не раз.
А в городе такая жара, это не жалоба даже, это одна из причин, которые заставили уехать в тот, первый раз; тридцать градусов в одиннадцать часов вечера (неужели у вас так же?). Я плохо переношу холод из-за дистонии, но это сейчас кажется мелочью, а вот жара - на голову как будто опускают тяжёлый домкрат - всё липкое, душное и весит раз в пять больше, чем положено.
Поэтому я уезжаю из города.
А потом возвращаюсь обратно.
Туда-сюда. От одной жизни к другой, два часа на электричке на дорогу.
Там - другой город, маленький город, ненастоящий совершенно город, - город, принадлежащий к совершенно другой реальности (наши с тобою метафизические представления одинаково причудливы, так что, я думаю, ты поймёшь, что это не фигура речи). И этот город совсем не похож на Город (разве что тем, что и там и там - море?). Если он и похож на что-то, то разве что на один из мелких провинциальных городков Крапивина, тех самых, которые - грани Великого Кристалла. Там детишки воздушных змеев пускают. И летающие тарелки. Ну, тарелки-то ладно, их, может, ещё и на наших пляжах где-то можно увидеть, но вот змеи...
Думаешь, у меня всё хорошо, да?
...Да. Наверное.
Одна-единственная маленькая загвоздка: в другой реальности и я сама - другая. Так всегда бывает, ты же знаешь, обычно в этом нет ничего плохого. Но в этот раз что-то пугает меня; если пытаться формулировать словами, то получится, что та-я-которая-там слишком уж тяжеловесна для меня - понимаешь? Почти что реальна (само слово нереальное, бессмысленное...). И сны, которые снятся в этом городе, так тяжелы, практически неотличимы от яви, - никогда не думала, что такое возможно, а вот, оказывается...
Так называемая реальная жизнь не для нас с тобой, и слава богу. Казалось, я так давно, так хорошо всё это знаю, но тут как-то так случилось, что (плюх) не удержалась и снова вступила в -- ну да, в него самое. Чувствую себя последней идиоткой и персонажем бульварного романа. Буээ. А ты так далеко и так высоко, ты так бел, тебя не пачкает вся эта грязь, - или ты просто никогда не говоришь об этом...
Но не бывает минуса без плюса; в этой самой реальной жизни появился - послушай! - человек, который мог бы быть моим старшим братом. Он такой хороший, так добр ко мне. Он вытирает мне сопли и целует в лобик - и то, и другое в самом наибуквальнейшем смысле, о ужас. Я ничегошеньки о нём не знаю, так же, как он ничего не знает обо мне, но между нами есть какая-то ниточка (сам знаешь, как это бывает), и не приходится натужно придумывать темы для разговора; они, разговоры, происходят сами собой и навевают мысли о прогрессирующей шизофрении, но шизофрения - далеко не самое страшное из того, что может произойти с человеком, ты знаешь...
Мне бы ещё понять, что из этого всего плюс, а что минус.
Запомнилось: вечер; я одна в комнате; закат розовый и тягучий, как вишнёвый сироп, дверь на балкон распахнута, на улице холодно, безветрено и тихо - так тихо, господи, так не бывает, и мерещится вдали какой-то то ли звон, то ли пение на грани неслышимого. Что-то выше нас, что-то выше нас проплывает и гаснет, только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.
И показалось вдруг - всё просто как дважды два, и мир один, и жизнь одна, и я - одна.
Так хорошо стало, что до слёз. И так страшно, ты не представляешь, как же страшно...
Эти письма будто рука, протянутая к нашему с тобою Городу, к нашему с тобою Западу, ко всем нашим иным, никогда-не-бывшим мирам. Сейчас я уповаю на них, как на спасательный круг.