Перед Новым Годом я предлагала дать мне тему в обмен на сказку или зарисовку. Понимаю, что немного припозднилась, но такой уж у меня характер, к тому же, согласитесь, лучше поздно, чем никогда.
Итак, Savelle просила сочинить что-нибудь про Город и городских детей.

Дочь медленно, но неостановимо отдалялась от неё. Каждый день она становилась дальше еще на несколько шагов (почти неслышимых в тишине дома: пушистые ковры, некогда глотавшие все звуки, были давно выброшены, но ступни дочери становились всё уже, всё легче, и ухитрялись ступать неслышно даже по доскам, которые под любыми другими ногами вечно скрипели). От дочери осталась кожа да кости. Глаза, когда-то бывшие зелёными, превратились в две чёрные дыры.
читать дальше- Отпусти меня, - шептала дочь. - Я влюблена. Я не могу без него.
- Но почему ты не можешь быть со мной и с ним одновременно? - кричала мать, заламывая руки.
Дочь молча качала головой, и в её глазах цвета травы подо льдом читалось: я должна принадлежать ему полностью.
- Вы можете помочь? Сделать так, чтобы она выбросила его из головы? - в отчаянии спросила она у врача. - Я слышала, вы проводите такие операции.
- Почти каждый день. Но я не советовал бы это делать.
- Почему?
- Если мы проведём эту операцию, она станет взрослой, - объяснил врач. - Конечно же, это случится не сразу. Это медленный процесс, и у вас будет несколько лет. Но всё начнётся уже сейчас. Вы действительно хотите смотреть, как ваша дочь день за днём превращается в совершенно другого, чужого вам человека?
- Я хочу, чтобы она осталась со мной, - умоляла она.
- Это невозможно, - сказал врач. - Она будет принадлежать либо ему, либо никому. Почему бы вам просто не позволить ей сделать то, что она хочет? В конце концов, это её решение.
Она тихо заплакала.
В назначенный дочерью день члены семьи, одевшись в чёрное, собрались в спальне девочки и произнесли прощальные слова. Дочь полулежала на кровати возле окна; единственная из присутствующих, она была в белом - в старомодном белом платье с высоким кружевным воротничком. Все по очереди прощались с ней, и она кивала и мягко улыбалась в ответ - она уже была так слаба, что не могла говорить. Мать вышла последней: на прощание она поцеловала дочь в макушку и, конечно же, расплакалась.
Все они ушли из дома на эту ночь. Единственным, кто остался в доме, был старый слуга, и он всю ночь затыкал уши, чтобы не слышать криков и хруста деформирующихся костей.
Наутро они, войдя в комнату девочки, обнаружили метающегося по комнате воронёнка. Она со слезами на глазах попыталась прикоснуться к нему, но тот больно клюнул её в палец, и ей не осталось ничего другого, как открыть окно и выпустить его на свободу.
Больше она не плакала. Её слёзы превратились в ненависть. С этих пор она посвятила жизнь поискам его - того, кто отнял у неё дочь.
Она нашла его спустя год после того, как попрощалась с дочерью. Она узнала его издали по клёкоту, щебету и чириканью, которые издавала кружившая вокруг него стая птиц. Он стоял на мосту, чуть перегнувшись через перила и глядя вниз: по реке шёл весенний ледоход.
- Я знаю, кто вы, - крикнула она, приближаясь к нему. - Я ненавижу вас. Вы отняли у меня дочь.
- Она была не первой и не последней, - равнодушно сказал он в ответ. Он выглядел как темноволосый человек средних лет. У него были холодные светлые глаза и длинный, грустный, немного неправильной формы нос.
При виде этого лица в ней что-то встрепенулось - как будто кто-то дотронулся до её сердца, и оно вдруг забилось часто-часто. Это лицо было знакомо ей в детства и разбудило в ней совершенно неожиданные эмоции; ей казалось, что... нет, конечно, этого не могло быть, но...
- Нравится вам это или нет, но таковы законы нашего мира, - продолжал он, не обращая внимания на её смятение. - Одни выбирают взрослеть. Другие выбирают меня. Выбирают навсегда остаться ребёнком, потеряться среди дворов и улиц своего Города. И то и другое больно.
Он подкинул на ладони вверх маленькую сойку, и та с радостным чириканьем устремилась в небо и, описав несколько кругов, снова вернулась на его плечо.
Она потрясла головой, избавляясь от наваждения. Перед ней стоял человек, которого она ненавидела сильнее всех в своей жизни.
- Ненавижу, - повторила она. - Вы воруете детей. И плевать мне на законы мира. Я найду способ, как от вас избавиться.
Он вздохнул.
- Грустно. Впрочем, глупо было надеяться, что вы поймёте. После того случая в Гаммельне все словно сговорились меня ненавидеть.