У "Пяти листьев" концовка точь-в-точь как в недавно прочитанном мною прекрасном, как я не знаю что, "Щегле" Донны Тартт: "в жизни, как известно, не бывает ничего ни до черноты плохого, ни до белизны хорошего, а потому снимай платочек, милый, зачехли топор, да давай-ка уже выпьем и поедим - не себя самих".
ОЧЕНЬ ЗДОРОВАЯ МОРАЛЬ. Нет, это не про то, что всех этих трагических и плохо кончивших персонажей (см. предыдущий пост) всего лишь надо было плотно накормить (хотя и про это немножко тоже).
И в последней серии наконец-то выпал снег - это, конечно, не диккенсовское Рождество, ангелом которого в конце "Щегла" предстает Борис, но вполне себе символ.

*

А это не про "Дом пяти листьев" уже, а про сюжетную симметрию в "Щегле": подумалось, что окутанные золотым светом идеальности призраки мамы и Пиппы четко противопоставлены темным и до ужаса живым и реальным фигурам отца и Бориса - мама с Пиппой как ангелы за правым плечом героя, отец и Борис - как черти за левым. И Тео не раз с горечью упоминает, что похож не на маму, как ему бы хотелось, а на отца (потому что он тоже - не мертвый, не выдуманный, настоящий, почему же еще). И всю дорогу кажется, что первые помогают Тео не терять свой свет, а вторые - тянут на дно (хотя со вторым утверждением можно поспорить, а первое уж точно неправда, но поверхностное впечатление именно такое), и как же ужасно хорошо, что Борис оказывается не чёртом, а эскапизм проигрывает реальности, которая, как выясняется, тоже может быть вполне себе сказочной иногда.
(Люблю Бориса).